Последний извозчик

Начинал он путь от Ржевки,
клячу подкормив овсом,
поутру до Лиговки,
на Полюстрово потом.

Был он питерский, из штатских,
значит грызла платье моль.
В юности моряк кронштадтский,
всем извозчикам король.

Брал полтину с гладких, сытых.
С прочих – гривенник один.
Всуе лет давно забытых
колесил с ним сам начфин!..

Те двадцатые годочки
словно спутал паучок.
Писем ждал и днём и ночью
от сынка, москвички – дочки.
Так вот всё бы нипочём,
четвертинка с сургучом –
под названием «сучок»,
шляпа, в клетку пиджачок.

Так и жил, таких немало.
Днём, да в утреннюю стынь,
стук копыт у Арсенала,
колокольчик – динь, динь, динь.

А под вечер, даже в хмарь,
когда пел в печи огонь,
под огурчик и стопарь
брал трёхрядную гармонь.

И играл душевно, звонко,
для собравшихся приблуд.
Так, что Невская сторонка
и гармоники картонка –
был один, сплошной лоскут…

Я всё видел! Точно знаю!
Краем била крыши жесть.
До сих пор его встречаю –
в годы те прореха есть!

Он не канул и не сгинул –
по реке времён уплыл…
«Из последних!» - я прикинул,
словно схему начертил:

Как маршрутная кобыла
по «Дворцовой» колесила.
Пушка в крепости палила,
все подвалы затопило.
А народ про всё забыл…

5 марта