Ангелы войны. Часть 8

VIII. Вязьма

Расставались сухо.
Ветр пронизывал,
на Верейском тракте 1
ковыли терзал.
Вальдемар здесь вымолвил,
нехотя притом:
Будешь, мол, за службу
жалован крестом.

Был он из элиты,
княжеский росток,
одинок, двуличен,
холоден, жесток.
На перстах караты.
Ставя жизнь на кон,
в армию Мюрата
возвращался он!

Чёрный ангел сыска…
Гений!.. Полубог!..
Он тогда без риска
дня прожить не мог.

Холода ударили
на исходе дня.
Первый снег печальный
топчет солдатня.
«Инфантерия 2!..На Запад!»-
раздавался клич.
Корпус вёл на Вязьму
Милорадович 3.

Гвардии полковник
вскрыл, словно нарыв,
мой пакет. И спрашивал
про московский взрыв.
По статье Артикула 4
дал мне взвод – расчёт.
В батареях корпуса
все наперечёт!..

Оттепель дождливая
лижет жалкий снег.
В армии Антихриста
дезертирство, бег!
Голод губит сотни,
тысячи солдат.
Маршалы бессильны –
Даву 5, Ней 6, Мюрат.

В бардаке французском
тряпками знамён
вытирали ноги!
Не до имён!..
Гений бросил армию –
стаю при чинах!
Смерть косила Гвардию
на обочинах!..

Вязьма 7… Милорадович
с марша принял бой!
Гул батальный, грохот
канонады злой.
Я на батарее,
бьётся в муках конь:
«Заряжай!.. Злодеи!..
Наводи!.. Огонь!..»

Кисленьким запахло.
«Кожи не жалей!»
Пятились с пехотой
Богарне 8 и Ней…
«Батарейцы – канониры!
Нам ли лбы беречь?
Мы обстреляны, мы сиры.
Жги, пали картечь!..»

Падала пехота,
ткнувшись во жнивьё.
Русские драгуны
резали её!
Конные убийцы,
бородачи,
положили пеших
больше тысячи!..

Есаул 9 суровый
прохрипел: «Пора!..»
Грянули казаки:
«Господи!.. Ура!..»
И упал хорунжий 10,
конь над ним грустит,
хлеб жевал, и пулькой
скошен был… Убит!

Левый фланг французский
казачками смят.
Правый фланг – пехота,
рявкнула: «Vivat 11!..» «Артиллерия резерва
заряжай стволы!
Православные!.. Победа!..
Инфантерия!.. Орлы!..»

Вспыхнул лес вдоль бровки
хлёстко, словно бич.
Мастер на уловки
Милорадович!
В каменном молчании
миг ловил, внимал,
а потом в баталию
войско поднимал:

«За Отечество!.. Солдаты!..
В бой сыны!.. Вперёд!..»
Он блестящую победу
чуял наперёд:
«В штыковую!.. Братья!..
В рукопашный бой!..»
Просвистели пули
над головой.

Грызлись! Пёрли напролом,
на клочок земли…
«Батарея!.. Залпом,
по французам пли!..»
Месяц одурелый
путался в дымах.
Полыхали мельницы,
кровли на домах 12.

С грохотом валились
во кромешный ад!
На стерне сцепились
тысячи солдат…
Кровь и смерть пьянили
в сече, как вино…
Что на батарее?
Конница Жюно 13!

Ткнул во что-то мягкое,
штык как в хлеб вонзил!..
Взрыв косматый, пепельный
мой расчёт сразил…
Спрут кроваво – красный
паутину ткал,
и меня отростками,
жалами терзал.

Вальдемар был близко!
Мчался напролом.
Он махал отчаянно
кожистым крылом…
Лес единорожий.
Войтов средь химер.
И Седов печальный:
«C' est la vie!.. Mon cher!..»

Эретджан артерию
лошади кусал 14.
Вурдалак он!.. Нехристь!..
Кровушку сосал!
Далее, замазав
глиной свой укус,
улыбался, скалился:
«Больно тебе?.. Русс!..»

Млечный Путь вселенский –
звёздный, яркий след,
боль и холод волчий
поломали бред.
Я лежал недвижим.
Долго ль?.. Знает Бог!..
Рядом, без лафета
мок единорог.

Молодой гасконец 15
с палашом 16 в руке
смерть нашёл курносую
на моём штыке.
Выклеваны очи.
Печень штык достал.
Ворон – призрак ночи
рядом хлопотал…

Пировали души
в выбитом окне.
Сухари мочили
кровью в хрустале.
Череп подносили
полный зелия.
Ядом напоили,
чтоб изжить, меня!..

Голоса приглушены.
Бред ли? Ерунда?
«Господи!.. Могильщики!..
Жив я!.. Жив!.. Сюда!..»
Разум спал!.. В полёте
молвил старый гриф 17:
«Этот ещё дышит!..
Этот ещё жив!..»

Мягко сел… Крылами
по лицу стегал.
Крючковатым клювом
рану мою рвал.
Рявкнул обалдело
гриф или кумай 18:
«Нет!.. Не нужно тело!
Душу мне отдай!..»

Бред иссяк… Я лёгкий,
слабый мотылёк.
Теплится спиртовка,
тлеет уголёк.
Белые палаты,
штатский лазарет.
На деревянном столике
склянки, инструмент.

В ярком свете доктор,
говорил толстяк:
«Ножку от Вас взяли,
да ведь то – пустяк!..
А могло быть хуже,
коль не режь, не тронь.
К Богу выбил б душу
Антонов-то огонь 19!..

Ну, а так наш плотник
смастерит протез.
Ты ещё, соколик,
будешь удалец!
Научись, мой ангел,
жизнью дорожить!
Хочешь ты, не хочешь,
с этим надо жить!..»

Милорадович со свитой
в госпитале был.
И вояк увечных
благодарил:
«Русские солдаты!..
Пробил час, настал!
Подвиг Ваш бессмертен!..»
На колено пал 20…

Пыльная головушка
клонится к ногам:
«Вязьму с Богом взяли!..
Братья!.. Слава Вам!..»
В тишине нервозной
кто-то бинт порвал.
И, как мальчик, в голос
адъютант рыдал…

Вскоре был я списан
в штатский легион
в чине подпоручика 21
на пенсион 22.