● ● ●                                                                              

Легко шагаю в дождь, в ненастье.
Седа, но буйна голова!..
Здесь, на Тверской у львиной пасти,
моя мелодия – Москва!..

Дыханием утренним согретый Столешников, старинный раж.
Здесь варьете, коньяк, конфеты,
портвейн, красавицы, кураж…

Прекрасно Ваше имя – Анна!
В Ваших глазах, в их глубине,
как в водах моря – океана,
я затонул, залёг на дне.

Неважно, кто Вы и откуда!
Вы из Москвы?.. Я с Колымы!..
Вы фея! Я поэт – приблуда.
Такие разные все мы!..

Я буду петь легко, как прежде,
заказ мне Богом нынче дан,
для Вас: о море, о надежде,
про Воркуту, про Магадан.

Дождь выплакал дождины, сухо.
Июль пивной, жарища, стресс!
На кружку мою лезет муха,
и образ Ваш в башке исчез.

В толпе у азеров арбузы,
шашлык, перцовка, пирожки.
Постойте!.. Станьте моей музой,
не уходите из башки!..

31 июля

Бражники                                                

«Это было в 1864 году, в Аннаполисе, недалеко от Вашингтона. Русская морская пехота из эскадры
контр-адмирала Лесовского вступила в бой в составе армии Североамериканских Штатов. На всю оставшуюся жизнь запомнилась контуженная русская сестра милосердия, которая, во славу российского оружия, под шквальным огнём южан подносила тяжеленные снаряды на правофланговую батарею.
То ли от страха, либо под воздействием общего батального умопомрачения, на американский манер она пела замечательную русскую песню. Дочь Земли Российской потом нашли среди трупов и батарейного лома. Её грудь была раздавлена казённой частью разбитого морского орудия…»

Из бортового журнала фрегата «Пересвет».

В дни испытаний,
странствий, скитаний,
не плачь, не жалей!
В вихре пожарищ
верный товарищ
чарку налей!
Болезнь и разлуку,
хандру, либо скуку
выплюнь, развей!
Дай подзатыльник
тоске, собутыльник,
чарку налей!
Чарочку бражник
до края налей!..

В дымах батареи
мачты и реи.
Устанешь колоть!
Сабельку ханскую,
чарку гигантскую
подай нам Господь!
Чтоб бражникам пелось,
моглось и хотелось,
костлявая сгинь!
Но хлеба краюшка
на кружке без дужки.
Аминь!.. Вечная память погибшим. Аминь!..

Дай Господи веру,
жену – не мегеру!..
Не прикословь,
что есть две дороги
у нас, словно боги,
надежда, любовь.
Что есть два приюта,
там сладко, здесь худо,
как небо и твердь.
Плесните из фляги
живительной влаги,
за жизнь и за смерть!
За жизнь, господа,
и за смерть!

А ты, мой приятель,
творец и ваятель,
за море ходил,
в межзвёздные дали,
где знаний печали.
Себя победил!
А если взгрустнётся,
земля пошатнётся,
вот то-то оно –
с тобой в комнатушке
друзья и подружки,
а в чашке – вино.
Вот то-то приятель оно,
что в чарке вино!..

25 мая

Дубосеково… Разъезд…

Дубосеково… Разъезд…
Старшина плесни из фляжки!
Как на белой промокашке –
Дубосеково, разъезд.
В щепки битое полено.
Снеги, снеги по колено.
Артиллерия, пехота,
взвод, полвзвода, была рота.

Дубосеково… Разъезд…
В бледном, призрачном рассвете,
в окулярном жёлтом свете
крест над планкой, чёрный крест.
Под прицелом танки в ряд.
На обочине снаряд
ухнул бешеный в отвал,
утро в клочья разодрал!

И командовал комбат
орудийною ордою:
«Батарея!.. Братья, к бою!..
Да восстанет над судьбою
русский канонир – солдат!..»
Дубосеково… Разъезд…
Старшина! Стоим железно!
Батарея – судеб бездна,
наш солдатский, тяжкий крест.

Здесь контужено бродила
тень глухая, голосила:
«Дай снаряд!..» - меня просила,
наводила через ствол.
И в казённик загоняла,
бронебойными стреляла.
«Дай снаряд!..» - мне повторяла
в поле ровном, словно стол.

Дубосеково… Разъезд…
Где комбат? Он с нами вровень!
Здесь… Убит, ядрёный корень...
Нет в земле свободных мест!

Ты прикинь, как это было.
Пала взводная кобыла,
кухню с кашей завалив.
Расплескалась вкось и вкривь
в пепелищах размазня…
Дикие Сердца штрафбата,
немцы, русские, солдаты –
всё смешалось!.. Аты-баты!..
Рукопашная! Резня!

И кричала, словно птица,
медицинская сестрица:
«За спиной Москва – столица!
Мы последняя граница,
немцам, Гитлеру назло!..»
Плавился песок стеклянный,
спёкся коркой окаянной.
Батареец оловянный –
щёки крошкой посекло.

Падал пепел кислый, чёрный.
Батареец прокопчённый
заряжал, стрелял по танкам,
по коробочкам палил.
Била сто миллиметровка.
Полыхала леса бровка.
И солдат, обезумевший,
душам павших говорил:

«Вы глухи и неказисты.
Господа!.. Артиллеристы!..
Все Гвардейцы, нигилисты,
как один, все полегли!..
После боя, по закону –
батарейному канону,
остаются только гильзы,
горы лома и угли…»

Дубосеково… Разъезд…
Танки не прошли, горели.
Под дождями проржавели!
Дубосеково… Разъезд…
Ястреб – око здешних мест,
кружит медленно вдоль поля.
Здесь гранит – героев доля!
Каска с дыркой, ржавый крест…

15 ноября

Весна

Снова в мире весна! И любовь на Земле
кипятит в жилах кровь всем сердешным.
Тополь наш за окном нашептал мне во сне:
«Нынче тронулись соки ввысь к желаньям воскресшим!»

У туманов в Москве график свой и резон,
колыбель их в Сокольниках где-то.
Грач в тумане седой ковыряет газон.
Это точно весна – шанс и муза поэта!

Женщина у окна – мой ноктюрн!.. А весна?..
Что принесёт на крылах эта птица?..
Вот уж мне грешному кажется, мнится,
что эта женщина для меня создана.
Песню под окном для неё спою.
Всех приблуд во дворе водочкой напою.

Здесь фонарь и рояль, в тёмном небе луна,
две валторны, две скрипки. Послушай прохожий!..
Ах, маэстро, как жаль! Она мужу верна.
Но весна-то пришла! Быть иного не может…

14 февраля