Дед

Сидит пожилая родня
тридцатого года рождения.
И строит мой дед укрепления,
и слушает деда родня.

На скатерти белой, как снег,
стаканы, тарелки и доты.
Бутылки, окопы да роты –
на скатерти белой, как снег.

Теперь-то понятно вполне,
где их батарея, где наша.
Такая была там, брат, каша!..
Теперь-то понятно вполне.

Он всё обозначит, наш дед,
как в Вязьме бои проходили.
Где били они, где мы били,
как танками роту давили,
в пылающем, жгучем ковыле.
Как пульками решетили,
задохнувшись в кислом тротиле.
Но места на скатерти нет!..

Как кровь, почерневшую в пыли,
живые спиртяжкой залили.
Оглохшие, в пепле бродили,
контужены в пепельный цвет!..
Стилетом тушёнку открыли.
А снайперы, нет – нет, палили –
так кореша деда скосили,
почуяв затишье… Рассвет...

Как солнце над миром всходило огромное, красное, вечное.
И птицы проснулись сердечные,
наладив свой птичий вокал.
Росу на кустах золотило.
Как взводного зацепило.
Как медленно, так это было –
«летёха» на твердь оседал.

И плачет вояка, наш дед,
что мы его боль позабыли,
что головы не приклонили,
что места на скатерти нет!..

6 марта